рояль украина сгорает быстрее чем стейнвей
но можно успеть отыграть всю поэму огня
черниговский ритм
никогда не пропустит налево таможня
не смерть благодать на аэс поменяв
Месяц: Октябрь 2022
ничего кроме вечности
прочее слишком призрачно и незаметно
мы бессмертия чернорабочие
бог совсем не творец а посредник
между тем что считают истиной
и слепым воплощением лжи
а паром всё ржавеет у пристани
а харон всё по сцене кружит
On the twelfth floor of the tower They are staying after twelfth hour. Where could you be after all those years? Proletarian station, the Partisans alley. Into that hole of a house in the clouds, To their quiet haven They took things about which they don't care. Those who didn't care came to them To talk, to drink tea and to watch the mayhem. And for twenty years more The black sky became the sun And empty sky became the moon, Above the pipes, above rampart. And for twenty years, giving the routine peace, Now to the ground, then to the sky came birds and poplar trees. And down there, in the yellow-red river of lights, Still not enough minutes and nights, There the streams, the dogs and the frantic Kept their lives, Finished, expended.
Перевод текста Лины Казаковой В башне, На двенадцатом этаже, Они остались после всего уже. Где искать тебя после стольких лет? Метро Пролетарская, Партизанский проспект. В эту панельную дыру в облаках, В тихий свой приют, Они взяли только то, что и так дают. Говорить, пить чай и смотреть в окно Приходили к ним те, кому все равно. И еще двадцать лет Над трубами, над стеной Становилось черное небо солнцем, А пустое – луной. И двадцать лет, привычный покой даря, То к земле, то к небу птицы и тополя. А там внизу, в желто-красной реке огней, По-прежнему не хватало минут и дней, Там ручьи, собаки и сумасшедшие Берегли их жизни, Законченные, прошедшие.
на лисьей улице лукавые дома в них жители так искренне печальны не зря их поселили задарма здесь звери что эскиз на наковальню всё знают друг о друге смысла нет пытаться разбегаться в лабиринте зарыты сотни золотых монет но счастья не купить на них отныне
тепло ни ветра ни дождя ни солнца а песни ни о чём в соседнем доме которой в полночь неспроста неймётся там всех рыжеволосых познакомил между собой нелепый парикмахер что красит головы в реальные цвета ведь мир и так не в меру перепахан и храм не тот и седина не та
соль земли да глюкоза озёр да хинин помутневшего неба бог наивным наркозом подпёр бытие свои уши залепит и глаза ломким воском добра суть прекрасного нового мира в блике впалом что позавчера угораздило вовремя стырить
невероятная боль обретённой удачи невероятное счастье ушедших влечений жжёт дальтонизмом ассоль да и как же иначе кровь парусов не подкрасить победой отменят вовсе регату не тот это век чтобы чай перевозили на барках следы в океане слишком заметны пехота устала кричать снова и снова сгорая на телеэкранах
набрякла на небе беда прожилками серыми синими лучами дождь прогрохотал не названный в сфере по имени и мы его не назовём ни вслух ни кириллицей грубой под зонтиком плача вдвоём за будни смеясь за гекубу
ничтожность слов произнесённых уж не бессмысленней молчания и погрузившись в хлыст бессонниц что три чекиста отчеканили нам не принять разумность ночи мы темноту свернём в рулон фольги непрядва захохочет миф неспроста одушевлён
а что останется да чёрные крючки
на рассыпающейся пустоте пергамента
как пьяница суфлёр ни стереги
как тамерлан по полкам ни прихрамывай
слова на неразрезанных страницах
настолько тихие что их никто не слышит
но по ночам приходят к полкам мыши
и начинают безднами давиться