when amber light illuminates the life is on a hold and you are standing at some gates impoverished with mold a humpbacked dwarf is holding still and will not let you in the world has lost all fizz and thrill but death will not begin
Метка: #english
so now i have just emptiness to celebrate all other holidays and dates are null and void there's no nav for me as heaven's delegate a semi-solid phase of traitors gog magog
Comes into corner, comes out for good, will lie down under the weight . Snow's outside of the window - white soot, how much of it's so late. Curtains are hiding a monochrome plant that is arrested in cold. He drinks and winces, and pours again, looks in the mirror that's void. There is a brilliant cupboard in it, darkness shakes gray shadows there. Walking and walking and losing his wit, looks at a cigarette's glare, silently speaks to himself, to himself, silently answers himself.
Перевод текста Любови Колесник В угол заходит, идёт из угла, ляжет под тяжестью тела. Снег за окном — будто сажа бела, сколько его налетело. За занавесками чёрный завод в окоченелом простое. Выпьет, поморщится, снова нальёт, в зеркало смотрит пустое. В зеркале шкаф полированный, тьма серые тени качает. Ходит и ходит, как сходит с ума, смотрит, как в банке окурок горит, молча с собой говорит, говорит, молча себе отвечает.
the down of my memory is thinning
i'm freezing in the emptiness of time
what was the point
that god's own son has been hung
and why with gallows pole
he'd slowly climbed
the insignificant and lonely mountain
and crowd nearby was so small
and cup with poison was undoubtedly bounden
for our world until today for all
that's nothing my dear just nothing just some random death in search of a suitable partner it does not concern us and we do not hear a fussing we'll never confess that now asses are where hearts were where dozen john's ferns cuss
On the twelfth floor of the tower They are staying after twelfth hour. Where could you be after all those years? Proletarian station, the Partisans alley. Into that hole of a house in the clouds, To their quiet haven They took things about which they don't care. Those who didn't care came to them To talk, to drink tea and to watch the mayhem. And for twenty years more The black sky became the sun And empty sky became the moon, Above the pipes, above rampart. And for twenty years, giving the routine peace, Now to the ground, then to the sky came birds and poplar trees. And down there, in the yellow-red river of lights, Still not enough minutes and nights, There the streams, the dogs and the frantic Kept their lives, Finished, expended.
Перевод текста Лины Казаковой В башне, На двенадцатом этаже, Они остались после всего уже. Где искать тебя после стольких лет? Метро Пролетарская, Партизанский проспект. В эту панельную дыру в облаках, В тихий свой приют, Они взяли только то, что и так дают. Говорить, пить чай и смотреть в окно Приходили к ним те, кому все равно. И еще двадцать лет Над трубами, над стеной Становилось черное небо солнцем, А пустое – луной. И двадцать лет, привычный покой даря, То к земле, то к небу птицы и тополя. А там внизу, в желто-красной реке огней, По-прежнему не хватало минут и дней, Там ручьи, собаки и сумасшедшие Берегли их жизни, Законченные, прошедшие.
Кирзачи
Пехотные Колонны
Мы бредём—бредём—бредём по пустыне—тащимся —
Тащимся по Африке—всё бредём—бредём —
(Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять!)
Дембеля нет на войне!
Девять—шесть—двенадцать—пять—семь-и-двадцать миль сегодня —
Два—двенадцать—двадцать-семь—тридцать-восемь—накануне —
(Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять!)
Дембеля нет на войне!
Не—не—не—не—не—смотри перед собой.
(Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять);
Люди—люди—люди—люди едут крышей, наблюдая,
И дембеля нет на войне!
Думай—думай—думай—думай —о другом, о чём угодно —
О—не—дай—мне—мой—бог сойти с ума!
(Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять!)
Дембеля нет на войне!
Пересчитывай—считай—пули-пули в патронташах.
Если—опустить—глаза—бросятся враги на вас!
(Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять) -
Дембеля нет на войне!
Можем—выблевать легко—голод—жажду—и—усталость,
Но—не—не—не—тени вечные врагов —
Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять,
И дембеля нет на войне!
Днём с друзьями всё не так плохо,
Но—приносит—ночь— по этапу—по этапу—сорок тысяч миллионов
Кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять.
Дембеля нет на войне!
Я—по аду—шесть—недель прошагал и подтверждаю
Преисподняя—не—пламя—черти—тьма, и всё такое,
Но кирзачи—всё—вверх и вниз—вверх и вниз—опять—опять,
И дембеля нет на войне!
Перевод текста Киплинга
Boots
Infantry Columns
We're foot—slog—slog—slog—sloggin' over Africa —
Foot—foot—foot—foot—sloggin' over Africa —
(Boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again!)
There's no discharge in the war!
Seven—six—eleven—five—nine-an'-twenty mile to-day —
Four—eleven—seventeen—thirty-two the day before —
(Boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again!)
There's no discharge in the war!
Don't—don't—don't—don't—look at what's in front of you.
(Boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again);
Men—men—men—men—men go mad with watchin' em,
An' there's no discharge in the war!
Try—try—try—try—to think o' something different —
Oh—my—God—keep—me from goin' lunatic!
(Boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again!)
There's no discharge in the war!
Count—count—count—count—the bullets in the bandoliers.
If—your—eyes—drop—they will get atop o' you!
(Boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again) —
There's no discharge in the war!
We—can—stick—out—'unger, thirst, an' weariness,
But—not—not—not—not the chronic sight of 'em —
Boot—boots—boots—boots—movin' up an' down again,
An' there's no discharge in the war!
'Taint—so—bad—by—day because o' company,
But night—brings—long—strings—o' forty thousand million
Boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again.
There's no discharge in the war!
I—'ave—marched—six—weeks in 'Ell an' certify
It—is—not—fire—devils, dark, or anything,
But boots—boots—boots—boots—movin' up an' down again,
An' there's no discharge in the war!
God gave birth to the autumn night, hands and legs in the night grow from animal seed. Pain for a rotting apple from the apple tree interrupts a life. To stop the violence in the pack - to uproot the forest that grew up on its own.
Перевод текста Ольги Маркитантовой Бог родил осеннюю ночь, руки и ноги в ночи растут из животного семени. Боль за гниющее яблоко от яблони мешает жить. Остановить насилие в стае - выкорчевать лес, который вырос сам по себе.
we were goddesses we subdued the world and hushed the kings and the world was mad from our holey bodies and because good and evil were measured by the goal not by the balance we're kissing you, be with us we were goddesses recall how our mothers taught us not to step on mines while walking through fields cut with words like with knife and burn with a movement there is something sweet in our power because mothers taught us to remember no evil did you recall how as children we played leapfrog of word-movements? how girlfriends led each other down the road from mystical experiences and passion flowers to the ripe childhood summer we were goddesses we prayed to ourselves and to our demons we built doubtfully stable temples that were turning into trash from a first wound and we loved everyone because everyone is equal because they are different we were goddesses and begged to slightly reduce our strengths girlfriends asked other girlfriends for permission to be silent and voluntarily put on again and again furry collars that bite the throat with burdock in places where there is no adam's apple recall how we in a happy children's hell were whistling and screeching hanging on the back crushing the beloved god-father considered ourselves the riders and himself an elephant it seemed like we fooled a fool twisted fingers of the son's dads and spun the world around us like a wedding ring and we thought that everything is doomed to wedding with us
Перевод текста Софии Камилл мы были богинями смиряли мир и говорили «цыц» царям и мир бесился от наших дырявых тел и оттого что целью мерили добро и зло а не весами целуем, будьте с нами мы были богинями вспомните как нас учили мамы гуляя по полям не наступать на мины словами резать как ножом и обжигать движением что-то милое есть в нашей силе благодаря тому, что матери нас научили не помнить зло вы вспомнили как мы детьми играли в чехарду слова-движения? как подруги вели друг друга по дороге из мистических переживаний и страстоцветов в это спелое детское лето мы были богинями мы молились сами себе и своим бесам строили сомнительно устойчивые храмы превращающиеся в хлам от первой раны и всех любили потому что все равны из-за того что разные мы были богинями и умоляли чуть-чуть уменьшить наши силы подруги у других подруг просили разрешения на то чтобы молчать и добровольно опять и снова надевать мохнатые ошейники репейником кусающие горло в местах где нет адамова яблока вы вспомните как мы в весёлом детском аду свища и вереща висели на спине подмяв любимого бога-отца мнили себя наездницами а его — слоном казалось, что мы обманули дурака папам сынка скрутили пальцы и закрутили мир вокруг себя как обручальное кольцо и нам казалось все обречено венчанию с нами
Twilight. The valley is bluer behind the bridge...
The trace of a twack is either pain or simply an itch.
Who could have known that verb burns hearts with such a pain?
Alas, "Vedenyapin" is not a verb at all, in vain...
Перевод текста Софии Юсим
Сумерки. За мостом синевее дол...
След щелбана - то ли боль, то ли просто зуд.
Кто же мог знать, что глаголом сердца ТАК жгут?
Да "Веденяпин", впрочем, и не глагол...