Наивные экспромты дилетанта

You are crushing the crowd into platoons and brigades,
you are avidly studying  the map of my roads,
you and me are not on the different sides of the barricade
'cause the barricade is also a negotiation.

Imagine that since my childhood I didn’t like rumbling and hissing,
these “ss-stay to attention!”, “eyes-ss to the center!”, whisper of double “s”.
And my lisp is only a circumstantial evidence
of the intravenous rejection of extreme measures.

My state is indifferent to your decrees -
de-energized province, exempli gratia —
the southern courtyard,
where a farewell volley of lilacs hung over veranda,
illuminated by a sunset beam from the right;

where an easy whisper about Schnittke or Bashmet
grows into the rumble of evening revelry,
and like a bullet ricochets from the cracked wall,
the cockchafer smashes on the plate, buzzing.

...Sometimes a horn sounds from a swollen cloud,
And in response, alarmed crickets chirp.
But the rebellion takes a form of an overnight storm
that by the morning washes away the coastal taverns.

For all I care, every banner in your expanses is violet,
the demonstration of power, negotiations, and blitz
interview ... And I'm sick of any decrees,
like suicide bombers are sometimes sick of life.

With the generals of the forces to the left, to the right,
you are in a hurry to complete the battle canvas.
But as soon as your troops come close,
this small atlantis will sink.

And the trophy landscape, which however is not so tempting,
will wildly sparkle in your hungry pupil:
on azure - a white plastic cup
with a half-dead cricket on convex rim.

Перевод текста Ирины Евсы

Ты, дробящий толпу на взводы и на бригады,
изучающий алчно карту моих дорог,
мы с тобой не по разные стороны баррикады
потому, что и баррикада есть диалог.

Я, представь, не любила с детства урчанья, рыка,
этих «смир-рно!», «р-равняйсь!», раскатов двойного «эр».
И картавость моя — лишь косвенная улика
внутривенного неприятия крайних мер.

Безразлична к твоим указам моя держава —
обесточенная провинция, for example, —
южный двор, где лучом закатным подсвечен справа,
над верандой завис сирени прощальный залп;

где легко шепоток о Шнитке или Башмете
разрастается в гул вечернего кутежа,
и, как пуля, от стенки треснувшей срикошетив,
майский жук на тарелку шлёпается, жужжа.

…Иногда из набухшей тучи звучит валторна,
И в ответ верещат встревоженные сверчки.
Но мятеж принимает форму ночного шторма,
что смывает к утру прибрежные кабаки.

Всякий стяг на твоих просторах мне фиолетов,
демонстрация власти, переговоры, блиц-
интервью… И меня мутит от любых декретов,
как порою мутит от жизни самоубийц.

С генералами сил ошую и одесную
ты спешишь завершить батальное полотно.
Но, как только твои войска подойдут вплотную,
эта малая атлантида уйдет на дно.

И трофейный пейзаж, что, впрочем, не столь заманчив,
диковато сверкнет в голодном твоем зрачке:
на лазоревом — белый пластиковый стаканчик
с полумёртвым сверчком на выпуклом ободке.